|
( Мужская газета. ) Кирилл ЛАВРОВ: Хочу закрыть на ключ свой «руководящий» кабинет... Однажды Олег Табаков сказал: «Если бы секретари обкомов хотя бы немного походили на Кирилла Лаврова, который их играл, социализм продержался бы пару столетий». Увы, секретарей было много, а Лавров – один. И его фантастического обаяния, удивительной теплоты и человечности, честности и прямоты, улыбки, которой он так щедро наделял своих героев, вот этих самых секретарей и красных директоров, на всех просто не хватило. И социализм ушел со сцены. А Лавров на ней остался. На сцене родного БДТ, которому отдал без малого полвека. И, надеемся, долго еще будет радовать нас своей игрой, несмотря на то, что великий артист недавно отметил свое семидесятипятилетие... – Кирилл Юрьевич, это не комплимент, но, честное слово, с трудом верится, что человек, перешагнувший столь солидный юбилей, ведет такой напряженный образ жизни – актер, художественный руководитель театра. Да от вашего ритма, ваших забот и нагрузок пятидесятилетний мужик пощады запросит. Что тут «виной» – природа, физкультура, какие-то секреты по поддержанию формы? – Давайте не будем касаться прошедшего юбилея. Что произошло? Да ничего особенного. Человек прожил три четверти века и перешел в четверть четвертую. Вступил в нее полон планов, забот, оптимизма. Что касается моей физической формы. В первую очередь, я, конечно, обязан природе и, конечно же, борьбе с этой природой. Да, я много работаю, не задыхаюсь на бегу... Но и у меня есть масса болячек, на которые я стараюсь не обращать внимания. Живем так: я – сам по себе, болячки – сами по себе. Иногда они начинают меня одолевать, и тогда я обращаюсь к своим друзьям – врачам, которые у меня, слава Богу, есть и которые меня поддерживают. – А спорт? – Спорт – это любовь на всю жизнь. У меня был первый юношеский разряд по гимнастике, в довоенные годы играл в футбол за ленинградский «Спартак», ходил на лыжах... В сорок увлекся теннисом, хотя тогда о Ельцине никто и не слыхивал. Да, играл в футбол за команду БДТ. Сейчас, правда, на поле не выхожу, но меня выпускают пробивать пенальти – почти стопроцентный результат. – И при этом, говорят, вы не отказывали себе в нормальных человеческих удовольствиях. – Не отказывал и не отказываю. Никогда не соблюдал ни режимов, ни диет. Считаю, что организм настолько умен, что сам регулирует процессы и подсказывает – можно что-либо делать или лучше воздержаться. Правда, воздерживаться бывает трудно. Приходит к тебе друг, которого тысячу лет не видел,– поди тут воздержись. – У вас много друзей? – У меня очень много хороших товарищей, которых я очень люблю, с которыми поддерживаю многолетние добрые отношения. Настоящих друзей, конечно же, значительно меньше. – Кирилл Юрьевич, у каждого актера есть веселая новелла о том, как он поступал в театральное училище... – В училище я поступал семнадцатилетним. Шла война, я мечтал о фронте, мечтал бить фашистов. И чтобы воплотить мечту в жизнь, сбежал с завода. В училище меня, несмотря на возраст, приняли. Но оно было не театральным, а авиационно-техническим. Закончил его в сорок пятом, а потом пять лет служил техником-механиком эскадрильи бомбардировщиков Пе-2. Такая вот у меня новелла... – А сцена? – Первой моей сценой была сцена самодеятельного театра. Служили мы на краю света – закончишь службу, идти некуда, тоска смертная. Вот от этой-то тоски и создали драматический кружок. Поставили, помню, модную тогда пьесу Константина Симонова «Русский вопрос»... В юности я не собирался быть актером. Но, видимо, гены оказались сильнее меня – мой отец был актером. И после демобилизации я только и бредил театром. – И наконец-то поступили в училище театральное... – Мне к тому времени двадцать пять стукнуло, ни в какой театральный вуз в таком престарелом возрасте не берут. Нет, я поехал в Киев. Там мой отец служил в Театре им. Леси Украинки. Зачислили меня во вспомогательный состав. Несколько лет участвовал исключительно в массовках и был счастлив оттого, что выхожу на сцену. С артистами. И до сих пор благодарен той сцене хотя бы потому, что нашел на ней свою жену. А случилось это так. Я был секретарем комсомольской организации и как-то снежной зимой организовал субботник по уборке этого самого снега. На субботник явились все, кроме молоденькой актрисы Валентины Николаевой – она только-только поступила к нам из Школы-студии МХАТа. Вызываю ее для «проработки» в комитет комсомола. И вся эта «проработка» закончилась нашей свадьбой... – А как же вы попали в БДТ? – Благодаря жене. В пятьдесят пятом главного режиссера нашего театра Константина Павловича Хохлова пригласили в БДТ. Он увозил с собой в Ленинград небольшую группу артистов, в том числе и Валентину. Куда прикажете меня девать? Вот и взяла с собой в Питер вместе с нехитрым скарбом. Не знаю, как сложилась бы дальнейшая актерская судьба, не приди в БДТ Георгий Александрович Товстоногов. Он что-то увидел во мне, и моя жизнь перевернулась. И вот сейчас, в свои семьдесят пять, я могу твердо сказать: всем, что я умею и имею, я обязан только одному человеку – великому режиссеру Георгию Александровичу Товстоногову. И, видно, чем-то я понравился Богу, что поручил он меня такому человеку. – Думали ли вы тогда, что смените Товстоногова на посту руководителя БДТ? – Никогда в жизни. – В чем вы уступаете Товстоногову? – Во всем. Сравнили: Товстоногов и Лавров... Товстоноговы рождаются раз в столетие. – Как же вы согласились возглавить БДТ? – Когда после его смерти собрался художественный совет и мне предложили встать во главе театра, я категорически отказался. И потребовал тайного голосования. Только один голос был против – мой. Тогда я собрал всю труппу и тоже потребовал тайного голосования. На этот раз два голоса были против – мой и моей жены. Скажите, что мне оставалось делать? – Вам, верно, легко было садиться в руководящее кресло – столько руководителей переиграли и в театре, и в кино... – В том числе и руководителей-сволочей. А вообще я кое-что взял от своих героев. К примеру, манеру разговора с подчиненными... Но, вообще-то, я по складу характера не командир, не деспот, скорее, лирик. На самом деле я очень мягкий и нерешительный человек. Хотя жизнь и положение заставляют иногда принимать жесткие решения. – Ваш любимый герой-начальник? – Конечно же, это Сергей Павлович Королев. Меня заразил этот образ. Раздумывая над его жизнью, вживаясь в образ, я всегда восхищался его фанатической преданностью своему делу. Несмотря на то, что он сидел, умирал на лесоповале, он не потерял интереса к главному делу своей жизни. До последних дней он был фанатиком ракет, космоса... – Кирилл Юрьевич, а почему вы сами не поставили в БДТ ни одного спектакля? – Потому что я – актер, а не режиссер. Режиссером был Георгий Александрович – за все тридцать три года работы в театре по пальцам можно перечесть приглашенных им постановщиков. Это был Эрминаксов, которого Гога очень любил и который поставил у нас три спектакля. Можно вспомнить еще двух-трех режиссеров со стороны. Все остальные спектакли, а их было по пять-шесть в год, ставил сам Товстоногов. – А вас когда-нибудь приглашали в другие театры? Это мог сделать, например, ваш друг Олег Ефремов... – Олег знал, что для меня высшая удача и высшее счастье – это работа в БДТ. Да и другие главрежи знали. Нет, особо не приглашали. – Кирилл Юрьевич, трудно выживают театры в нынешних условиях? – Очень трудно. Долгие годы мы получали от государства только зарплату, и ни копейки на постановки. Пришлось обращаться к спонсорам. Совместными усилиями создали фонд поддержки БДТ. В него вошли люди, может быть, не самые богатые, но любящие наш театр. Они стали как бы членами нашего коллектива и в меру своих сил помогают театру. – Кирилл Юрьевич, а появились у БДТ режиссеры, сравнимые по таланту с Товстоноговым? – С Георгием Александровичем я не могу и не хочу никого сравнивать. Но я пригласил в театр замечательного режиссера Тимура Чхеидзе, и он поставил у нас шесть спектаклей. Еще я пригласил великолепного молодого режиссера-экспериментатора Гришу Козлова и очень надеюсь, что когда-нибудь этот парень, так не похожий на режиссеров БДТ, станет здесь главным. Потому что сам я больше всего на свете хочу закрыть на ключ руководящий свой кабинет и никогда в него не возвращаться. Потому что в театре есть еще гримерные, уборные, репетиционные залы и сцена. Сцена, которая мне намного милее и дороже, чем этот кабинет. Владимир НАЗАРОВ. |
    
|
Сайт создан в системе uCoz