|
( интервью с сайта Обнаженная натура) Эпиграф: "А ведь правильно говаривал Сергей Сергеевич Карнович-Валуа: "Если бы ни спектакли и репетиции, профессия артиста была бы лучшей в мире...- ( К.Ю.Лавров) Началось довольно забавно. Кирилл Юрьевич сказал, что сегодня ему предстоит встретиться еще с одной журналисткой, пожилой дамой. "Примерно моего возраста?" - кокетливо спросила я. "Ну что вы, Полиночка: она - намного моложе вас...- - Кирилл Юрьевич, назови вашу фамилию любому среднестатистическому кинозрителю - и он мгновенно вспомнит целую галерею положительных образов советского человека. - Так случилось не по моей воле. В театре в этом смысле моя судьба складывалась гораздо удачнее: при Товстоногове я играл много самых разнообразных ролей. А кино, вы правы, нещадно эксплуатирует определенные качества, данные артисту Господом Богом. Ничего не поделаешь: предлагают роль - я и играю... Между прочим, "типажность" всегда существовала не только в нашем, но и - в мировом кинематографе. Вот я, скажем, смотрю, как Чак Норис замечательно бьет ногами и, признаюсь, получаю удовольствие, но в другой роли представить его себе не могу. Или возьмем артиста на десять голов выше - Жана Габена. Еще только прочитав его фамилию в титрах, я уже примерно представляю, что и как он будет играть. - Есть и обратные примеры. Кто-то, помнится, сказал, что Евгений Евстигнеев может сыграть все, включая водопроводный кран. Или - Евгений Павлович Леонов... - Я вам могу еще десяток имен назвать. Но это же - редкие исключения. В основном, киноактеры работают в определенном амплуа. Вот и ко мне "приклеился" тип положительного героя. Переиграв кучу одинаковых кинорелей, вольно или невольно, начинаешь повторяться, работать "на штампе". Отсюда - "проходные" картины, которые ни мне не запоминаются, ни зрителю. Беда, которой, я - увы! - не избежал. Ну, что поделать - такова судьба... Слава Богу, что вообще снимали: многим артистам повезло куда меньше. Я снялся, наверное, более, чем в сотне картин и, конечно, приятно, что зрители помнят и узнают. Но, к сожалению, из этой сотни могу насчитать не более десятка фильмов, которые люблю и за которые мне не стыдно. Вот и опять снялся в таком дерьме, что спасу нет... - Зачем? - А ни зачем... Сашка Абдулов меня уговорил - он был большим инициатором этой картины. Я давно уже не снимался - и дал слабину... Вот и получается, что актерская, так сказать, узнаваемость зависит от кинематографа с его колоссальной аудиторией, а настоящие роли играешь в театре. - Говорят, ваш БДТ - извините за резкость - дышит на ладан. - Слухи о нашей смерти значительно преувеличены, а точнее - просто не соответствуют действительности. Конечно, БДТ - уже не театр Товстоногова. Иначе и быть не может: человек ушел... Но мы работаем, выпускаем премьеры, каждый вечер играем спектакли - живем. - Получаете дотацию? - Да, нас частично финансирует Министерство культуры. Этой помощи недостаточно: новые постановки, содержание здания, ремонты, коммунальные платежи - все это только за счет нашей собственной изворотливости. Но, слава Богу, хоть на зарплату дают - наши работники получают деньги регулярно, без всяких задержек. - Если не ошибаюсь, вы были депутатом Верховного Совета. - Да, после Товстоногова: один созыв творческую интеллегенцию в Верховном Совете представлял Георгий Александрович, а два - я. Хлопотал по мере сил... Хотя, депутат не так уж много и мог: это Черкасов когда-то своей подписью открывал двери новых квартир - он был очень влиятельным. А при мне депутатский корпус служил только буферной зоной между бюрократией - начальниками всяких рангов - и народом. По сути, я существовал для того, чтобы этот народ не пер прямо к начальству. Вот я и принимал толпами ходоков - зря, что ли, роль Ленина сыграл? - А сейчас кого играть? Жириновского? "С кем вы, мастера культуры?- - Нет-нет, я совершенно никакой политической деятельностью не занимаюсь. У меня осталась единственная общественная должность - президента Международной конфедерации театральных союзов. После распада СССР бывший Союз театральных деятелей собрал из всех республик "первых лиц" и сказал: "Ребята, произошли такие изменения - что будем делать дальше?" Решили, что политика - политикой, а мы разбегаться не должны: у нас необходимость друг в друге существует точно та же, что и раньше. Тогда и создалась эта Международная конфедерация, в которую входит большинство бывших наших республик. Прибалты от всяких контактов отказались, и в искусстве тоже поддерживая общую политику отторжения. Впрочем, Адомайтис написал мне письмо, где просил его персонально зачислить в наш союз... А больше никаких общественных нагрузок у меня и нет. - Ну, должность художественного руководителя театра общественной нагрузкой никак не назовешь... Кирилл Юрьевич, согласитесь ли вы со мной: Санкт-Петербург - культурная "провинция" по сравнению с Москвой? Все-таки, самое главное происходит в столице... - Смотря что считать самым главным. Если - шум, журналистские перья и фейерверки, - то согласен. - Но ведь ваша профессия как раз и предполагает шум, перья и фейерверки... - Нет... Вы знаете, можно бесконечно устраивать фестивали, выдавать друг другу премии, награждать призами, но от этого не повышается качество собственно творчества. Да, у нас значительно меньше всяких "тусовок". Но в Ленинграде есть очень много интересных, как мне кажется, режиссеров, молодых театральных образований студийного типа; худо-бедно работают большие репертуарные театры... Да, у нас нет такого яркого явления, как Ленком Марка Захарова. Но приезжал к нам Костя Райкин со своим спектаклем "Трехгрошовая опера"... - ... невероятно разрекламированным еще до выхода в свет... - ... причем, основным аргументом являлось: спектакль - самый дорогой за всю историю театра. То ли он стоил пятьсот, то ли - пять миллионов... - Вы, как я погляжу, путаетесь в больших цифрах? - Да уж... Посмотрел я - и не понял, куда эти миллионы делись. Уж такого уровня спектакли в Петербурге есть наверняка. Кстати сказать, совсем недавно в ленинградской прессе говорилось о невероятном наплыве гастролеров, которые приезжают к нам из Москвы, - и не демонстрируют ничего, кроме давно заработанного имени. - Ну, с этой ситуацией израильская публика знакома не хуже вашей. - А ведь, своего рода, - умение зарабатывать деньги. Устанавливаются огромные цены на билеты, определенная, богатая, публика "клюет", потом в антракте уходит, а гастролеры уезжают, довольные собой. Такой "чес" ничего общего с истинным искусством не имеет. - Тогда вернемся к истинному искусству. Вряд ли станете со мной спорить, если замечу, что Георгий Александрович Товстоногов был великим диктатором... - А что, Захаров - не диктатор? Любимов?.. Каждое лидерство обязательно предусматривает элемент диктаторства - если угодно, назовем его подчинением. Другое дело, что диктаторство диктаторству рознь. Одно зиждется исключительно на административных правах лидера, а другое завоевывается его творчеством. Товстоногов был творчески настолько авторитетным, что мы все с наслаждением принимали его диктатуру. Считаю счастьем всей своей жизни, что попал в его орбиту и проработал бок-о"бок тридцать три года. - Однако не все были столь же счастливы. Из театра ушли Смоктуновский, Юрский, Доронина, Борисов... - У каждого из них был собственный личный мотив. - А разве их не объединяло ощущение невозможности творческой самореализации при Георгие Александровиче? - Да, конечно. Они - "сами с усами-; достигли известности в значительной мере самостоятельно, без помощи Товстоногова, и могут обходиться без него и дальше... На поверку это ощущение очень быстро оказалось ошибочным. Юрский избрал дорогу "метущейся души" - и, по-моему, так и мечется по сей день... Что значительного сделал в Москве Олег Борисов?.. У Тани Дорониной тоже, думаю, ничего лучшего, чем роль Монаховой в "Варварах", не случилось... - Как, а "Виват, королева, виват!" Роберта Болта? - Не видел - ничего не могу сказать... Поймите меня правильно: считаю их всех талантливыми людьми. Кстати, ведь у каждого были еще и свои, личные, причины для ухода. Доронина вышла замуж за Радзинского. Кеша Смоктуновский предъявил Товстоногову требование: отпустить его на полгода сниматься у Колотозова. Георгий Александрович никогда подобных вещей не допускал - и Кеше не позволил. Сережу Юрского Товстоногов очень ценил как актера, но режиссуру его никогда не принимал. А Сережа хотел самостоятельно ставить спектакли, и не где-нибудь, а у нас... Так что, вы ошибаетесь, когда думаете: актерам надоела диктатура и они, смельчаки, пустились в самостоятельное плаванье. Между прочим, практически все ушедшие впоминают работу с Георгием Александровичем как самые счастливые дни своей жизни. - Но ведь ушли... Может, все проще: Товстоногов не терпел рядом с собой ярких личностей? - Но ведь остались Лебедев, Копелян, Стржельчик, Басилашвили, Медведев, Трофимов, Макарова, Шарко - "всего" семьдесят человек... К сожалению, сейчас наступило время, когда наше поколение уходит и приходит новое - все совершенно естественно, но от этого не менее горько. Я очень хорошо помню уход предыдущих - Полицеймако, Сафронов, Лариков, Грановская... Просто в течение года-двух - один за одним, один за одним, один за одним... Бац - и все. И сейчас такое же время. Из стариков в театре - я имею в виду мужиков, потому что у женщин, как известно, возраста нет - остались Коля Трофимов, Сева Кузнецов, Иван Пальму и я. Мы тоже перекочуем в мир иной - и все. Останется театр на плечах совершенно другого поколения, которое выйдет на "передовой рубеж". Нормально... - Известно, что актеры привносят в создаваемый образ свои собственные черты характера. А наоборот? Не случается ли перенимать какие-то личностные черты персонажа? - Что касается первой части - влияния моих собственных личных качеств на то, что я делаю, - это бесспорно. Мой "инструмент" - я сам. Самое интересное - когда удается "отойти" от себя до такой степени, что начинаешь мыслить как другой человек. - "Внутреннее переовплощение-? - Разумеется. Конечно, не во всех ролях удается достичь подобного и что-то от меня, артиста Лаврова, переходит и в моего героя. Что касается обратного процесса - воздействия персонажа на личность актера - тут я не уверен. Естественно, работая над ролью, ты, постоянно думая о ней, невольно начинаешь меняться сам. Мы репетировали "Ревизора", и жена говорит: "Что с тобой происходит? Ты иначе ходить стал..." Но, как только роль сыграна, - одежда, которая долго шилась, примерялась и носилась, тут же с меня спадает и занимает свое место в гардеробе. - Я ведь не случайно об этом спросила. Ваш Молчалин в "Горе от ума" был совершенно неожиданным. Циник, он, в сущности, прекрасно понимает, что Чацкий (в исполнении Сергея Юрского - П.К.) не так уж и не прав. Но для себя избирает другой путь: не бунтовать, быть послушным и спокойно делать карьеру. - Да ну... Мой Молчалин считает Чацкого полным идиотом, живущим совсем не так, как надлежит; глупым романтиком с идеалистическими устремлениями... - И, все-таки, где-то в глубине души, ваш герой симпатизирует Чацкому. - Может, вы и правы: в какой-то мере симпатизирует... - Здесь ничего нет от вашей собственной жизненной позиции? - Что вы, совершенно: я всегда очень хорошо относился к Сереже Юрскому... Просто мне не пришлось встретить никого, кто был бы талантлевее Товстоногова, и уйти от него считал бы предательством. Не только по отношению к Георгию Александровичу. Прежде всего - к себе самому. - Сейчас не играете? - Ой... Вы знаете, с тех пор, как я - в силу известных трагических обстоятельств - взвалил на себя руководство театра, я больше всего обеспокоен не отсутствием собственных ролей, а тем, что у меня многие хорошие артисты подолгу не играют. Поверьте, говорю сейчас совершенно без всякого кокетства. Мы выпускаем три спектакля в сезон, а в труппе - семьдесят человек... Естественно, всех занять невозможно, и случается простой. Поэтому, когда мы садимся с режиссером за распределение ролей, я всегда протестую против своей кандидатуры. - Альтруизм? - Но у меня действительно все время болит голова за этих людей! Мне легче перенести свое собственное безделье. Вообще-то я не бездельничаю: каждый месяц играю десять-двенадцать спектаклей. Кроме того, ежедневно в театре всякие заботы одолевают... А мои актерские амбиции удовлетворены: я уже наигрался. - Не верю. - Нет, я с удовольствием играю каждую новую роль, когда она, все-таки, попадается... В новом спектакле Тимура Чхеидзе "Солнечная ночь" по роману Думбадзе у меня маленькая острохарактерная роль. Дряхлый, замшелый армянин с седой бородой и громадным приклеенным носом... И всего-то минут пять на сцене нахожусь, но такой кайф ловлю, такое наслаждение получаю... На этом месте прервался мой собственный кайф: мы приехали в театр "Нога", где Кирилл Юрьевич немедленно предпочел меня коллеге "намного моложе". Впрочем, он скоро вернулся. - Всегда принимаете женщин по графику? - ...Константин Михайлович Симонов привел меня к режиссеру Столперу в картину "Живые и мертвые". Утвердили - осталось подобрать мне жену. Для пробы взяли сцену в постели. Столпер каждый раз звонил по телефону: "Слушай, приходи: у тебя новая "жена". Через свою постель я пропустил очень много претенденток. - Надеюсь, все было целомудренно? - Мы лежали почти в ватниках... - Изменилось направление беседы - и я вдруг вспомнила вашу роль в "Стакане воды". По-моему, здорово создан образ, хоть комедийно-фарсовая манера вам, казалось бы, не присуща. - Спасибо на добром слове. Играл я действительно с удовольствием, хотя режиссер Карасик - человек нелегкий. И с Аллой Демидовой было интересно работать, и вообще этот фильм я люблю. Хорошие воспоминания. - А вспоминается что-то забавное из знаменитых актерских баек? - Полно. В спектакле "Океан" я играл очередного положительного героя. Нет, он был сложный: грубый салдафон, скверно с женой обращался, любовницу посещал... В течение всего спектакля мой герой вызывал жгучую ненависть всего зрительного зала, но в конце народ в него поверил. Любовницу мою играла Нина Ольхина. И вот в одной сцене прихожу я к любовнице, а она гостей принимает. Такое, знаете, местное светское общество в далеком горнизоне на Дальнем Востоке. Сидит мой герой, молчит и, вдруг, увидев окружение любимой женщины, понимает, как он в ней ошибся. И вот я молча встаю и ухожу от нее. Навсегда... А Ольхина должна прибежать за мной в прихожую и сказать: "Саша, я вас никуда не пущу: на дворе пурга". Прибегает она и говорит: "Саша, я вас никуда не пущу: на дворе пурген". Видели бы вы, как я после этого, давясь от хохота, пулей выскочил со сцены... - Наверное, пурген подействовал... Как зрители реагировали? - Вы знаете, публика обычно оговорки "глотает-: проскочило не то слово - и никакой реакции. Вот кто веселится - так это артисты... В молодости я был очень смешлив: палец на сцене покажи - начну хохотать. Фимочка Копелян, мой дорогой друг, с которым мы девятнадцать лет просидели вдвоем в одной гримуборной, устраивал мне такие испытания, что я просто не мог находиться с ним вместе на сцене... В "Трех сестрах" он играл Вершинина, а я - Соленого. И вот он разглагольствует перед сестрами: "Странный город: вокзал - в двадцати километрах от него, и никто не понимает, почему это так". А я выкручиваюсь перед ним эдаким чертом и говорю: "Я знаю, почему. Если бы вокзал был близко, то не был бы далеко, а если он далеко, - значит, не близко". Когда мы только подходили к этому месту, - сразу начинали ржать. Дальше я продолжаю: "Когда философствует мужчина, - это будет философистика или, как там говорят, софистика. Когда философствуют женщины, - это будет "потяни меня за палец". И вот, уже давясь от смеха во время предыдущей тирады, я произношу: "... а если философствуют женщины, это будет "поцелуй меня..." Что, куда?.. Артисты расползаются в разные стороны. А однажды я от Товстоногова получил невероятный "втык" - единственный раз он со мной так разговаривал... Шел спектакль "Традиционный сбор", где тот же Фима Копелян играл знаменитого кинорежиссера. Пришел я в театр попозже - как раз идет сцена, когда режиссер является на этот самый традиционный сбор. Толпа людей - все к нему бегут, он автографы раздает. Уж не знаю, какой черт меня дернул, но я, как был, вылез на сцену и втиснулся в эту толпу. Возникаю перед Копеляном: "Позвольте мне автограф!" Что было с Ефимом... "Сволочь, откуда ты взялся?.." Сбежал я от него за кулисы - а там уже стоит Валерьян Михайлов, наш заведующий труппой: "Лавдов! - он эр не выговаривал - К Геогию Александычу!" Я поплелся к Товстоногову. Он был в ярости, кричал; я стоял красный, потный, осознавший всю мерзость своего поступка, всю глубину своего падения... Как будто вчера это было, а сколько лет прошло... - А сколько вам лет? - Семьдесят один... - Что так обреченно? К нам недавно Георгий Степанович Жженов приезжал - восемьдесят два, между прочим. И ничего... - Так и я - ничего. Не комплексую по этому поводу, а, наоборот, очень спокойно смотрю в будущее и стараюсь нормально жить в настоящем. Ноги передвигаю - все нормально... В футбол, между прочим, до сих пор играю: я - капитан команды БДТ. Наши соперники - ребята из газеты "Вечерний Петербург". Матчи состоят из трех таймов. - А третий - это что? - Обязательный традиционный "выпивон" после игры. - Так вы еще и пьете? - А как же! И курю с шестнадцати лет... Конечно, гордиться этим не следует, но я уже так втянулся, что бросать поздно. Разве что, сократить немного - пакость, в общем-то... - Когда я пыталась с вами связаться, ваш директор сказал: "Договаривайся с ним напрямую. Мужик совершенно железный: не подводит, не опаздывает." Правда ли? - Да, я люблю точность. Если пообещал - всегда стараюсь выполнить обещанное. - И удается - в атмосфере всеобщей необязательности? - Все-таки, я всегда старался поступать так, как считаю правильным и нужным. Конечно, ошибался; много у меня было идиотства, особенно - в молодости. Прослужив восемь лет в армии, не имея никакого театрального образования, я пришел в Киевский театр Леси Украинки. Полным был тогда идиотом: представляете, восемь лет - ежедневные политзанятия, самолеты и прочее... В двадцать лет вступил в члены КПСС - в сорок пятом году, в День победы, на фоне общего непритворного энтузиазма... - Вы воевали? - Нет. Очень хотел, и в 1943 добровольно пошел в армию, но меня сразу послали в училище. Пока я учился, война окончилась. Меня отправили на Дальний Восток, потом - на Курильские острова, гда я просидел пять лет. Там я увлекся самодеятельностью и впервые во мне заговорили гены (отец, Юрий Сергеевич Лавров, народный артист СССР, один из ведущих актеров Киевского театра русской драмы имени Леси Украинки - П.К.). Демобилизовавшись, я уже ни о чем, кроме театра, думать не мог... Провел в Киеве пять лет, с этим городом у меня связано все самое лучшее. И глупости несусветные совершал, которые практически заставили меня оттуда уехать. Рассказать? - Еще бы! - Театр русской драмы возглавлял Константин Павлович Хохлов, а директором был Гонтарь Виктор Петрович - между прочим, зять Хрущева. Они между собой не ладили, а я занял сторону Хохлова, который вскоре переехал в Ленинград. Уже не вызывая симпатий Гонтаря, я дал рекомендацию в партию одной актрисе - Вере Улик - она недавно умерла... Вызывает меня в свой кабинет Гонтарь: "Ты понимаешь, что не имел права рекомендовать в партию еврейку?" А я был до такой степени ослом, что вообще не догадывался о существовании подобной проблемы. Помню, понес какой-то бред об интернационализме, сообщил, что был "октябренком", пионером... Кончилось тем, что Гонтарь заявил: "Я скажу, что ничего такого не говорил. Мне поверят, а тебе - нет" - разговор-то проходил тет-а"тет... Я, кретин, побежал в райком партии - вы представляете себе подобного идиота? В 1954 году, сразу после смерти Сталина, я, молодой коммунист, вступаю в борьбу с зятем Хрущева, открывавшего ногой двери любых кабинетов... Я в райкоме заявил прямо: "С Виктором Петровичем работать не буду, так как взглядов его не разделяю", - и заявление оставил, где, ни много ни мало, просил осудить позицию Гонтаря... Стали меня таскать в райком, чтобы заявление забрал; в горком, в обком... В конце концов, вызывают в ЦК Компартии Украины к секретарю по идеологии. Такой черный, цыганистого вида, маленький человечек в огромном кабинете. Встал из-за стола, подошел, ласково произнес на украинском: "Витаю вас! (приветствую)" Посадил меня, стал расспрашивать про театр... Минут пятнадцать поговорили - ни слова о главном. Под конец интересуется: "Вы в театр? У вас есть машина?" Какая машина - откуда она у меня? Спускают меня вниз, сажают в роскошный ЗИЛ и везут по Крещатику. Сворачивают на Ленина, напротив театра останавливаются и я вылезаю. На углу стоит актриса Скоморовская - самая главная сплетница в театре. Увидела, что привезла меня правительственная машина, развернулась и - бегом в театр: скорее рассказать... Больше меня никто не вызывал. Почему - не знаю. Я понял, что ничего не добъюсь, а тут пришло письмо от Хохлова - и я с радостью уехал в Питер. - Занятная история. - Было еще и продолжение... Прошло много-много лет, я стал депутатом Верховного Совета СССР. Вдруг меня включают в официальную делегацию и мы едем в Киев на мероприятие, посвященное очередной дате воссоединения Украины с Россией. Компания такая: секретарь Саратовского обкома Гусев - он сейчас заседает в Думе; колхозница из Подмосковья - очень милая тетка; шахтер из Ростовской области Мишка Чих - герой Социалистического Труда, весь в угольной пыли и я. Мы - колохозница, шахтер и представитель творческой интеллигенции - возневидели Гусева: он был надутый и противный мужик... Но дело не в этом... Садимся мы в правительственный самолет, летим в Киев. У трапа нас встречает первый сектретарь ЦК КП Украины Щербицкий - объятия, поцелуи... Принимают на высшем уровне, кормят вкусно, живем в отдельном особняке... Как-то утром собираемся на очередной завод. Позавтракали, вышли, ждем, когда машину подадут... Вдруг идет мимо маленький сгорбленный человечек, старенький, довольно обшарпанный. Поравнялся: "Витаю вас!" - и дальше поковылял. Вижу - что-то знакомое. Тот самый... Такая вот новелла... - Хоть сейчас - на бумагу. Не пробовали записывать? - Пока времени нет... Да и потом... Думаете, это интересно? - Ну, знаете ли... Кто только не пишет - а вам сам Бог велел. И вообще, скажите, где ваша "звездность-? Сейчас человек чуть-чуть известным стал - и он уже недоступен... - Так это, наверное, когда - "чуть-чуть"... Я все такой же, каким был в двадцать лет... Стал руководителем театра - ну и что? Отношения с коллегами остались такими же. Вне "официоза" мы, по-прежнему, - Кирка, Васька, Ванька... В этом нет моей особой заслуги, просто так уж я воспитан. Никогда, даже в самые "звездные" часы, не заносился. Не представляю себе, как это можно. Хотя, вижу: рядом люди меняются на глазах... Случается, конечно, на службе гаркнуть на кого-то - так это просто должность такая. Сволочная. - Артистические гены и дальше передаются? - Да, дочка - актриса, работает в нашем театре. Наверное, сей факт вызывает у некоторых недовольство... Я сам не вижу ничего плохого в том, что многие актерские дети идут по стопам родителей. Если у человека есть способности - почему бы ему не играть? Кстати, Маша к нам в театр попала по инициативе Адольфа Шапиро: он ее в ТЮЗе заприметил, а у нас ставил "Вишневый сад" и взял ее на роль Ани. Сыграла - и худсовет решил ее оставить... Внучка наверняка тоже будет актрисой. Шесть лет - а уже все замашки. Я, конечно, сумасшедший дед - а разве может быть иначе? - В общем, жизнь прекрасна? - По-моему - да... Полина Капшеева |
    
|
Сайт создан в системе uCoz