|
( Стенограмма программы Ночной полет. Кирилл Лавров. ) Кирилл ЛАВРОВ Стенограмма программы "Ночной полет" Ведущий: Андрей МАКСИМОВ А. МАКСИМОВ: Сегодня у нас первая юбилейная передача. И она посвящена Георгию Александровичу Товстоногову, 88 лет со дня рождения которого исполняется на днях. И для меня огромная честь, что специально на эту передачу приехал Кирилл Юрьевич Лавров. Но сегодня произошло трагическое событие, это смерть Юрия Сенкевича. Я его почти не знал, мы виделись только на заседаниях Академии. Но меня всегда поражало, что это был настоящий мужчина. А смерть его, как мне кажется, это смерть очень хорошего человека, потому что это то, о чем, в общем, каждый из них в тайне мечтает - прийти на свое рабочее место и без мук, без страданий, без болезни умереть. Вы знали его. И я думаю, что поэтому будет правильно, если Вы что-то скажете о Юрии Александровиче Сенкевиче. К. ЛАВРОВ: Мало того, что знал. Мы с ним были очень дружны. Я очень любил этого человека. Мы познакомились много лет тому назад, больше 30 лет. Он собирался как раз с Хейердалом на "Ра" плыть, на своей папирусной лодке. Я в то время курил трубку, и я ему подарил трубку. И он взял ее с собой в плавание. А потом, когда он вернулся, он сказал, что во время шторма она у него была в зубах, ее задело каким-то тросом и она вылетела. А когда был мой день рождения, он мне подарил макет парусного судна, фрегата. Он у меня стоит дома. Он не мог другого ничего подарить - он был романтик. Он был удивительно предприимчивый человек. Он был талантлив, причем талантлив во всем, чем бы он ни занимался. И потом, обладал огромной энергией и притягательной человеческой силой. К сожалению, мы в последнее время довольно редко виделись, все-таки живем в разных городах. Но каждый раз при любой возможности мы перезванивались, переговаривались. Для меня это очень большая потеря. Я очень любил этого человека. А. МАКСИМОВ: Спасибо Вам большое. Мы выражаем соболезнования семье этого человека. Я абсолютно точно знаю, что это тот самый редкий случай в телевизионной среде, это был человек, которого все любили. И дай бог каждому прожить жизнь так, чтобы осталась только светлая память. Очень трудно всегда в таких ситуациях перейти к другой теме разговора. Если говорить, скажем, о памяти Товстоногова. Вы как-то ощущаете присутствие Георгия Александровича Товстоногова, во сне ли, в театре, или это мистические вещи, и на самом деле этого ничего нет? К. ЛАВРОВ: Нет, вы знаете, он был настолько сильной фигурой и настолько олицетворял всю нашу жизнь в течение 33 лет, что он не ушел из театра. Он продолжает существовать. Конечно, в меньшей степени, чем первые годы после смерти, но память о нем сохранилась, во всяком случае, у тех, кому удалось с ним поработать и кто еще жив сейчас. Есть те, кто пришли молодыми еще совсем людьми, но захватили Георгия Александровича, а тех, кто долгое время с ним работал, таких осталось очень немного. Но когда я прихожу на репетиции, я смотрю в зрительный зал и как будто вижу его в седьмом ряду, где он всегда сидел, где был его столик, где он сидел со своей неизменной сигаретой, а за ним Дина Шварц, его верный оруженосец и заведующая литературной частью нашего театра. А. МАКСИМОВ: Правда, что вы не сразу поняли друг друга, и что Вы даже поначалу не хотели с ним работать? К. ЛАВРОВ: Я не то что с ним не хотел работать. Меня пригласил в театр Константин Павлович Хохлов, я из Киева переехал в Ленинград, в БДТ, а он очень быстро умер, через два месяца после того, как я приехал. На меня это так подействовало, что я решил уходить из театра. А. МАКСИМОВ: Написали заявление об уходе? К. ЛАВРОВ: Я написал заявление об уходе из театра. Я уже даже договорился, куда я поеду. Почему-то я решил поехать в Потсдам. Там был военный театр. А потом неожиданно я получил приглашение от Николая Павловича Акимова. А. МАКСИМОВ: В комедию? К. ЛАВРОВ: Да. Я пришел к Товстоногову. А Товстоногова как раз в это время представили труппе. Я с интересом слушал его тронную речь, где он провозгласил принципы, на которых он собирается работать в театре. А. МАКСИМОВ: Правда, что он сказал, что он "несъедаемый"? К. ЛАВРОВ: Это правда. По-моему Стржельчик сказал: Георгий Александрович, а вы знаете, что у нас труппа сложная, и многих худруков уже сожрали? На что он ответил: я - несъедобен. И это действительно было правдой. Потому что он объявил свою будущую программу. Он был великий дипломат ко всему еще. Ведь он пришел в театр, который всегда гордился своими традициями: это первый театр революции, был организован в 1919 году. Действительно, история замечательная у этого театра была. Хотя были всякие времена: и хорошие, и добрые, и плохие. Но история все-таки была замечательной. И он провозгласил все принципы, которые в свое время провозглашали основатели театра. И он их повторил слово в слово: героическая комедия, драма и так далее, и так далее. А я думал, что я совершенно неромантический артист. А. МАКСИМОВ: Вы так думали? К. ЛАВРОВ: Да. Я и сейчас в этом уверен. А. МАКСИМОВ: А какой? К. ЛАВРОВ: Я нормальный бытовой, характерный актер. Нет, думаю, романтический театр - это совсем не мой театр. Ну, я и пришел к нему с заявлением. Он посмотрел на меня. У него были такие очки с толстыми стеклами, которые еще увеличивали его глаза, он близорукий. А читал он так - поднимал очки. Он прочитал мое заявление и говорит: "У меня есть правило, что я никогда никого не задерживаю, кто хочет от меня уйти. Кроме того, мне дано право реорганизации труппы, и мне предстоит уволить 17 человек из театра. Своим заявлением мы облегчаете мне задачу на одну единицу. Но я в данном случае хочу изменить своему правилу и предложить вам остаться на год. Если через год вы придете и попросите об уходе, я обещаю вам не чинить никаких препятствий". Я смотрел на него, на этот лоб с прожилками, на эти глаза, на это лицо с мощными складками, большой нос. И не знаю почему, совершенно не понимаю до сих пор, я сказал "согласен" сразу, сходу. Полетел Акимов Николай Павлович, полетел все мои потсдамские дела. Я остался на год. Этот год продолжается до сих пор, уже почти 50 лет. Звонок: Скажите, как Вы считаете, преемственность какая-то присутствует сейчас в театре, у молодого поколения по отношению вообще к профессии, не только к мастерству? К. ЛАВРОВ: Что касается преемственности. Часто говорят: это уже не товстоноговский театр. Конечно, не товстоноговский. И он не может быть товстоноговским, потому что нет Товстоногова, главного двигателя и генератора идей и создателя всех спектаклей. К сожалению, время идет, люди умирают. У нас почти уже никого не осталось из товстоноговской гвардии. Поэтому, конечно, товстоноговских спектаклей нет. И это уже другой театр. И ничего с этим поделать нельзя. Но то, что можно сохранить, мы стараемся очень бережно сохранять. Так называемые традиции. Ведь важно, чтобы традиции тоже не превратились в какие-то путы на ногах, формальные. В чем эти традиции? Во-первых, это все в области этики в основном. Отношение к своему театру, отношение к своей профессии, полное отсутствие какого-то цинизма, что вообще часто свойственно актерам. Если говорить, скажем, о репертуарной политике, то мы стараемся делать так, как всегда делал Товстоногов, за редким исключением, чтобы иметь дело только с первоклассной драматургией. Не допускать на сцену нашего театра пошлятины, не допускать какой-то сумасшедшей коммерциализации. |
    
|
Сайт создан в системе uCoz